PERFECTION VS. UGLY-BEAUTY: КАКАЯ КРАСОТА СПАСЕТ МИР?

Понятие красоты сугубо субъективное. Мать считает свое дитя самым прекрасным, мужчина — свою возлюбленную, передовой глянец — бразильскую или французскую модель, зеркало — тебя, твое отражение. Мы вступили в активную фазу эпохи самолюбования: навязанные глянцем стандарты стали основой пирамиды потребностей. Нам нужно больше, нам нужно выше! Но тенденции в индустрии моды, которая всегда считалась передовиком стандартов, показывают, что курс не то что сбился, он изменился. Быть красивым — важное обязательство, считаем мы, потребители. Быть индивидуальностью — считают и культивируют эту идею дизайнеры, визажисты, эксперты и другие главари beauty и fashion банды.

Пухлые губы, подчеркнутые брови и скулы, пушистые ресницы, незаметный, но явный макияж — хороша, чертовка! А еще обязательно 90-60-90 с небольшим плюсом или минусом в 1-2 шага, но не больше. Идеально. Шутка про то, как парень вернулся из уборной ресторана и не смог найти столик со своей дамой, надо сказать, на злобу дня — стандарты, так ярко пропагандируемые женскими журналами, Instagram-страничками знаменитостей и вечно преследующей контекстной рекламе про активированный уголь, соду, йод и прочую лабуду, расплавившей жир некой Галины или Люси, буквально зомбируют: либо 90-60-90, либо иди и рой умиральную яму. Точка. Но давайте попробуем разобраться, откуда растут ноги у стандартов, почему у нас, а я имею в виду массы, сбит ориентир, и почему индустрия изменила свой взгляд на понимание красоты? 

ЭВОЛЮЦИЯ ПОНЯТИЙ

Если обращаться к истории, то заветные три цифры, ставшие страшным сном для большинства женщин, возникли как необходимость в начале 20 века, когда кутюрье, желавшие показать свои коллекции за рубежом, вынуждены были возить за собой манекенщиц и платить им полноценную зарплату. Расходы на перелеты, транспортирование коллекции до Парижа, Милана или Нью-Йорка... Оценить экономический эффект после всех этих перевозок было практически невозможно, потому что терялось много денег и времени. Тогда пришла идея усреднить параметры, чтобы не шить каждое платье под отдельно взятую модель и возить ее за собой всюду, а иметь нечто серединное, что могло бы подойти под каждую. Ведь гораздо проще нанять местную девушку для дефиле, чем таскать за собой Карли, Миранду или кого-то еще. По утверждению специалистов, для начала 20 века параметры 90-60-90 были вполне адекватными. Довима, Дориан Ли, Элизабет Тэйлор, Мэрилин Монро были иконами тех лет и они считались совершенными, невероятно женственными и желанными, пусть последние две примыкали к рангу актрис, а не моделей. 

Изменения в понятиях красоты начались в 60-х, когда появился первый намек на адрогинность, который с годами будет активно культивироваться в индустрии. Тростинка Твигги, героиновый шик Кейт Мосс, а дальше анорексия, много споров и подведение к среднему знаменателю — пусть будут худые и plus-size модели, только прекратите скандалы, а то уже голова болит!

Важен также еще тот факт, что профессия манекенщицы в 20-м веке предполагала знак равно между девушкой и вешалкой. Да, их главной задачей было максимально выгодно показать вещь. На модель тогда никто не обращал внимание. Поэтому нейтральная внешность считалась нормальный ориентиром. Дарья Ядерная, генеральный директор консалтингового агентства, специализирующегося именно на fashion, на одной из своих лекций заметила, что стандарт красоты в 20-м веке определялся следующей формулой: все пропорционально, симметрично, никаких акцентов — и это красиво. Параметры менялись, а вот требования к лицу — нет. Все модели были однотипные, невыразительные. Их никто не запоминал, они не были звездами показов, у них не брали автографы и не просили сделать коллекцию-коллаборацию. Дальше, когда индустрия начала активно развиваться, начала появляться потребовать ''выделения'' среди всех остальных. В самом начале своего пути каждый дизайнер имел свою отличительную черту: Шанель = твид, Диор = new look, Лоран — геометризм, Гуччи = бамбуковые ручки у сумки и так далее. Но с усилением давления нужд общества потребления возникла своеобразная гонка — кто больше продаст. Да, сейчас модные дома стараются придерживаться своей философии, но если просмотреть все последние показы, то можно увидеть очевидные схожести: у всех в тренде белый цвет, а еще бахрома, к ним деним, прибавить еще over-size — вроде как и коллекцию состряпали. Хитрые люди, смекнувшие, что на этом можно неплохо заработать, разрабатывают Trendbook: команда анализирует, что носят люди на улицах, опираясь на тех, кто выделяется среди массы и выглядит по большему счету фриковато, выводят из них новаторов и говорят: «Вот, они чувствуют тренд! Что они носят сейчас, будет носить весь мир через два года!» Потом печатается книга с трендами на несколько лет вперед, быстрее всего ее выкупают фабрики, чтобы запастись нужными и соответствующими тканями, а потом вожделенная и безумно дорогая книга попадает в руки дизайнеров. Покрутят они ее, почешут затылки, выделят что-то свое и едут на фабрику. Фабрика говорит: «Бархата завезли — выше крыши! Товар хороший, надо брать!» А ведь там все заранее продумано, понимаете? Дизайнеры пожимают плечами и покупают бархат, выпуская один за одним коллекции романтичной и темного готики, вдохновленной викторианской эпохой. И когда процесс создания коллекций встал на поток, когда креативность заснула сладким сном под стражей коммерческих старожил, пришла идея продавать одежду через модель. Расцвет пришелся на 80-90-е года — ставки делались на шоу, его подачу и девушек-моделей, ярких и необычных, которые врезались память. Смысл был на поверхности: если не могут запомнить платье, то пусть запомнят ту, которая была в этом платье. Этих девушек боготворили, их копировали и... покупали ту одежду, которую они ''несли на себе'' на показе. Теперь безликая, но ходячая вешалка стала настоящим маркетинговым оружием. И чем красивее была эта девушка, тем больше у нее было подражателей. Так и родился этот культ красоты.

ЭПОХА ПРОТИВОРЕЧИЙ

Необъяснимо, но это факт — мы живем в эпоху противоречия. То, что мы считаем красивым в повседневной жизни, и то, что красиво с точки зрения fashion-индустрии, — немного разные вещи. И что самое смешное, достигнув паритета в отношениях худобы и нормальности, сейчас во главе всех споров — интерес к внешности, а не фигуре.

Сегодня на подиумах можно увидеть моделей с витилиго, большими ушами и широкими бровями, кукольными губами и непропорциональными чертами лица; они снимаются в масштабных рекламных кампаниях, дефилируют по подиуму, выпускают собственные капсулы и во всеуслышание заявляют, что они такие, какие они есть. И они по-своему прекрасны. Дафна Гроенвельд, Линдси Виксон, Келли Миттендорф, Лили Макменами и некоторые другие модели очень далеки от привычных стандартов красоты (все вспомнили Клаудию Шиффер. Синди Кроуфорд, Линду Евангелисту и других звезд, которых считают настоящими супермоделями и красотками до сих пор), но именно эти ugly-models задали тренд — отказ от придуманной, стандартизированной красоты, за которой гонятся массы, изнуряя себя диетами и вкладывая деньги в пластического хирурга. Например, эксперт Дарья Ядерная считает, что если дизайнер выбирает ''модель-красотку'', это скорее оттолкнет девушку - потенциального покупателя, которая считает, что ее бедра не так хороши, как у Кендис Свейнпол или Жизель Бундхен, а грудь далека от параметров Адрианы Лимы или Ирины Шейк. Поэтому надо взять девочку попроще. Ну, как попроще... Не будет той самой приторной красоты, к которой мы привыкли, которой нас пичкали последние 20 лет. С появлением моделей с нестандартной внешностью у обычных людей появилось желание быть собой, быть лучшей версией себя. Миллионы женщин смотрят на новых ugly-models и говорят: «Пф, если она может, то я тем более!» Плюс все мы теперь знаем про волшебный фотошоп, make-up, укладки и прочие beauty-фишки, которые способны украсить каждую. Главное, как говорится, чтобы руки из того места росли. 

Дело еще и в том, что произошли глубокие изменения в ментальности мышления современных жителей. Американский журналист и социолог Дэвид Брукс в своей книге «Бобо в раю, или Новая элита» про ориентиры современного общества пишет: «...я думаю, что совместить несовместимое нам удалось, только став поверхностными — мы просто откинули глубокие мысли и высокие идеалы, которые мучили бы нас, если б мы оценивали себя в соответствие с ними. <...> По иронии судьбы, духовный путь бобо начался с большого взрыва — раскрепощение, отказ от старых ограничений, первые, самые сладкие эксперименты с тотальной свободой, – а заканчивается в тихой гавани. <...> Недалеких красавцев и красавиц сменили умные, амбициозные леваки в стоптанных ботинках...» Неологизм Брукса "бобо", происходящий от bourgeois bohemian (богемная буржуазия) — принципиально новый класс людей, который влияет на то, что мы неосознанно считаем красивым и стильным, классным и модным. Эти люди изменили представление о красивом и уродливом, о хорошем и плохом, сейчас в фокусе контраст, соединение противоречий. Если раньше всегда было черное и белое, богатые и бедные, феодалы и крепостные, начальники и подчиненные, то сейчас понятия размыты, сегменты смешаны: можно отлично сочетать успешную карьеру, занятия спортом, увлечение рисованием, путешествия и различные процедуры, помогающие поддерживать свою естественную красоту. 

КУЛЬТ ПОСТ-ПОСТМОДЕРНИЗМА — … ? 

Воцарившаяся эпоха пост-постмодернизма характеризуется очень емко: старые ценности уже не действуют, а новые еще не сформировались. И если профессионалы fashion и beauty индустрии пришли к общему знаменателю, то обычные пользователи находятся практически на выходе из темного леса и привыкают к новому свету. 

Сегодня, как никогда, люди озабочены тем, как они выглядят. Об этом говорят статистические данные и расписанные на несколько месяцев вперед очереди к пластическим хирургам и косметологам. Но разве это не парадокс? Приторная красота и ужасная красота — очень полярные понятия, а люди все равно хотят быть идеальными, хорошо скроенными. Современная индустрия несет отчетливый мэссадж «Будь собой, подчеркивай свои особенности, следи за кожей и волосами — и ты прекрасна!» Но большинство пока не слышит это сообщение, питаясь плодами растиражированных понятий, что 90-60-90 — это круто, лицо без скул вообще не айс, если губы тонкие, то ты вне игры, а нос с горбинкой не дает права быть кем-то больше. Отсюда множество приколов и мемов, шуток на тему, что в 80-90-е были по-настоящему красивые женщины, прикалывая фотки супемоделей, а сейчас никакого разнообразия, только однотипные девушки с утко-губами, бровями-домиками. В погоне за выдуманными стандартными все стали похожими одна на другую, и мир вздрогнул — надо что-то менять. Именно поэтому ugly-beauty призвана разбить стереотип и показать, что какая-то особенность может выделить из толпы и быть не такой, как все. 

Сегодня внешность — это настоящий культурный код эпохи пост-постмодернизма. И определяется он отнюдь не физическими чертами, а стилем и индивидуальностью каждого человека. Толерантность и бодипозитив также идет ровным строем в митинге против стандартов: в мире тысячи прекрасных женщин, и они хотят, чтобы одежду для них, которую они выберут и будут носить, показывали такие же женщины, как и они, а не суперкрасотки. Теперь важно больше думать не о внешности, как о культе красоты, а о тех критериях внешности, которые влияют на стиль: идеальная кожа, укладка, маникюр и хорошо сидящая одежда, которая не зависит от пресловутых цифр и гонений, что это нельзя носить худым, а это полным. Это те критерии, которые позволяют выглядеть дорого. Вот и все. Новый культ красоты — это про ухоженность, про собственную особенность и отличие от других. Только так можно спасти мир. И силикон, мне кажется, в этой игре нам совсем не товарищ.